Обсуждаем цифровую трансформацию протестных активностей в период пандемии Covid-19.
Алена Август, политконсультант, модератор: Более 20 спикеров хотели бы высказаться на заявленную тему. И если в первую встречу мы говорили о возможностях развития интернет-активностей, то сейчас уже видим онлайн-митинги. Отношение к теме разное, это и обсудим.
Тимофей Шевяков, Партия прямой демократии: Я еще два года назад писал аналитическую записку о развитии гражданского политического протеста. Общая суть заключается в том, что в связи с серьезным развитием VR-технологий, и софта в целом, в ближайшем будущем политическая активность может переместиться в онлайн. И виртуальные митинги, которые два года назад могли казаться фантастикой и техноутопией, станут реальностью. Эта записка, естественно, канула в Лету. Сейчас онлайн-митинги это уже реальность. Яндекс с формальной точки зрения имеет право удалять непрофильные комментарии — не для этого изначально были разработаны эти «Разговорчики», но сейчас они выглядят как люди, которые исполняют распоряжения властей о недопущении собраний, разговоров — «всем сидеть по домам и смирно». Будет ли власть бороться с новым явлением? Видимо, да, и видимо, административно. Как может и умеет. А умеет она запрещать. Как это возможно использоваться в выборных технологиях, все уже прекрасно поняли.
Денис Терехов, агентство «Социальные сети»: Небольшое дополнение — Яндекс всегда цензурировал «Разговорчики». Если кто-то пишет «Здесь засада ГАИшников», это удалялось, как и ненормативную лексику или сообщения девушек с низкой социальной ответственностью.
Игорь Виттель, РБК: Безусловно, новые технологии приведут к новым формам протестных митингов. Все это новые формы выпуска протестной якобы активности в никуда. И это будет пытаться оседлать Владимир Вольфович, системная и несистемная оппозиция, и Навальный, которые в очередной будут радоваться, как они якобы нагнули Путина. Это полный и абсолютный бред. В 2011-2012 на Болотную и Сахарова выходили люди не потому, что им сильно «поднасрали» выборы, это был лишь повод, а причиной было то, что на обочине жизни из-за экономического кризиса оказались пиарщики, журналисты, политологи — люди, не вполне нужные российской экономике, особенно за те деньги, которые они за это хотели. Этакие обнаглевшие жирные коты, скажем. И достаточное количество молодежи, абсолютно еще бессмысленной, но хотевшей с порога 3000 долларов, и скрипя зубами, идущей на полторы. И вдруг не стало денег, и им стало страшно. Сейчас к этим выкинутым на обочину прибавятся те, кто действительно будет уже с вилами. Мы сейчас видим это в Ростове и Владикавказе. Что творится сейчас на окраинах и в регионах, мы можем себе только представить — два-три месяца карантина, и они возьмутся за вилы. И они возьмутся за вилы реальные, пока мы говорим про онлайн. Решать будут голодные народные массы, а не те, кто сидят сейчас в чатиках.
Алексей Куртов, Президент РАПК: Согласен, не надо путать реальную активность политическую и те игры, которые мы сейчас видим. Игра в том же «Яндексе» не требует от человека ничего — ни вложений, ни душевных сил, ни ответственности, это не конвертируется в реальную протестную активность.
Игорь Виттель: Добавлю, что вообще не удивлюсь, что все это координируется людьми из «админки», которые таким образом спускают тот самый пар.
Тимофей Шевяков: Согласен. История предельно проста: пока люди протестуют в онлайне, они не выходят на улицы. Если им перекрыть этот канал для выпуска пара, то… как у кипящего чайника — либо снять его с плиты, либо заварить носик. Во втором случае чайник «бахнет».
Игорь Виттель: Можно легко посмотреть по карте России, где начнется в первую очередь. Где ситуация самая депрессивная, а все спущено на локальных нукеров, там и начнется, ну кроме Северного Кавказа, где правят железной рукой. И те, кто возьмется за вилы, будут не против «плохого Путина» идти, а против бояр — именно так выстроена ситуация.
Тимофей Шевяков: Мы отслеживаем ситуацию, и целый ряд губернаторов вполне разумно поступили — например, в сопротивлении цифровым ошейникам и пропускной системе с аргументом «Нам здесь жить». И жить там им хотелось продолжительное количество времени.
Игорь Виттель: Думаю, часть протеста будет слита в сторону новых партий.
Алексей Куртов: Я бы рискнул предположить, что рванет там, где средне. Где хорошо, и так хорошо. Где плохо, люди будут выживать и разрушать отношения с властью они побоятся, они заложники патерналистской системы. А там, где средне, где люди ощущают приближение ухудшение и есть ощущение потери — там и может начаться
Денис Терехов: Виртуальный выпуск пара — это все хорошо. Но у этих виртуальных митингов нет организаторов. Давно не слышно оппозиции, Навального, Яшина всяких. Коронавирусная повестка вытеснила всю остальную повестку. Эти новые форматы, в чем их новизна, они правда вирусные — они сами себя заводят. Увидел десять «разговорчиков» — прикольно, тоже так хочу. Учитывая патологическую боязнь плохо умеющих работать в интернете и соцсетях чиновников и лиц, принимающих решения, все это рождает в них хтонические страхи. Это новый способ информирования, потому что цензурировать карту довольно сложно. Это естественный ответ людей на невозможность высказываться массово, хотя толку от этого абсолютно никакого. Когда люди возьмутся за вилы, всем будет не до Яндекса. Но это как теория разбитых окон — это не позитивно будет отражаться на общем социальном самочувствии.
Сергей Старовойтов, ИА «Клуб регионов»: Решения, на самом деле, придуманы. Никакой опасности для власти в этих виртуальных митингах нет. Уже введена модерация по геолокации, зонированию, и сам комментарий в «Разговорчиках» исчезает довольно быстро. Ощущение массовости это позволяет снизить. Я считаю, стоит все же к этой ситуации присмотреться серьезно. НА мой взгляд, эту технологию можно использовать уже сейчас для обозначения протестной активности. Эта история имеет высокий медийный потенциал, как мы видим. Виртуальная реальность вдруг становится реальностью для всего сообщества, кто за этим наблюдает. Подобного рода мероприятия имеют серьезный мобилизующий эффект, они тренируют участников к разного рода протестной дисциплине. Если организаторы будут устраивать это с определенной регулярностью, это уже может стать привычкой. Мы посмотрели, где это было проведено — чаще в регионах, где предстоят выборы. Платформа не важна — Яндекс или дубль-ГИС — важен функционал обозначения виртуального присутствия. Давайте вспомним умное голосование, такого рода истории могут стать идеологической подкладкой для онлайн-активности. Как это может выглядеть? На локации избирательного участка просто пишем имя кандидата, за кого надо голосовать — вот вам еще один инструмент. С точки зрения, полыхнет — не полыхнет, надо смотреть на суровые рабочие окраины. На мой взгляд, рабочие «не полыхнут», пока хипстеры ситуацию не раскачают. Никогда рабочие не шли булыжники метать, пока к ним не приходили интеллигенты. Рабочий не маркирует такой бунт как политическое действие. Для власти опаснее ребята, играющие в митинги и создающие ощущение общего недовольства. К этой истории надо относиться серьезно, я вижу высокий протестный потенциал.
Денис Терехов: Не стоит сравнивать рабочих 1905 года и нынешних. Сейчас он одет как хипстер, у него тот же телефон и у него те же аккаунты в соцсетях. Все в одном информационном поле. Я бы не проводил такие аналогии.
Сергей Старовойтов: Мне известен лишь один случай в России, когда рабочие протесты изменили политические расклады — это протестная активность дальневосточников в Хабаровском крае. Все.
Алексей Куртов: В 1905 году неизвестно, кто кого вел за собой. На Лене сначала рабочие восстали, а потом к ним присоединились остальные. Я помню и восстание рабочих Уралвагонзавода — рабочее. Людям рабочего класса терять нечего — их протест будет первым, а кто его оседлает, уже второй вопрос.
Алена Август: Стоит помнить и про армию предпринимателей, закредитованных по самые уши. Они сейчас понимают, что они абсолютно не нужны.
Роза Абдулина, политконсультант: Поддержу всех. И отмечу слова Сергея, что нет тех, кто поведет за собой. Я слежу две недели за 10000-й группой в вайбере жителей Иркутской области. Судя по настроениям, если ограничения здесь не ослабят в ближайшее время, люди выйдут и будут митинги, уже договариваются сами люди.
Татьяна Романова, диджитал-технолог: На мой взгляд и взгляд моих коллег, действительно, есть такая гегорафия присутствия именно вайбера и вотсапа в регионах, мало кто с ними работает, но это важно.
Федор Щепетов, интернет-технолог: Почему мы сейчас обсуждаем «разговорчики»? Это все уже было, просто сейчас стали больше обращать внимание на все это. Это определенный индикатор, пусть это и не конвертируется в людей на улице, но показывает, что люди начинают немного «звереть». В подобных агрегаторов много сообщений сейчас о недовольстве принимаемыми мерами и карантином в целом. Думаю, мы получим по итогу карантина рост рейтинга всех левых сил, даже независимо от их собственных действий по «высадке» на эту повестку. Это реальные горизонтально-организовавшиеся сообщества, которые мы раньше всегда искали, а теперь вот они. И во время интернет-голосования это важное обстоятельство. Кто станет бенефициаром этой активности — это открытый вопрос. Кто возглавит этих недовольных — тот и получит максимум бонусов.
Георгий Федоров, движение «Солидарность»: На эти митинги вообще не стоит обращать внимание, они не имеют ничего общего с политической реальностью. Результата никакого. С точки зрения протестов вообще — когда будет снят карантин, все просто захотят поучаствовать в активностях. Есть несколько сакральных точек, которые могут повлиять на ситуацию в стране. В Ульяновске — вряд ли важно. Есть Москва, Екатеринбург, Татарстан, Санкт-Петербург, Кавказ — вот знаковые регионы. Властям важно, чтобы не полыхнуло в Питере и Москве. Именно поэтому здесь так быстро принимают ограничения. Сама по себе низовая активность не имеет перспектив политических, все быстро подавят. Перспективы будут, когда эта низовая активность ляжет в зону интересов серьезных политических игроков. Протест, на мой взгляд, протест может начаться как хипстерско-либеральный и оппозиционный, а если полыхнет по всей стране, это будут другие лица. Например, ОПГ включатся в игру. Возможно, региональные лидеры начнут шантажировать центральную власть в своих интересах. Социальная обстановка сильно изменилась за эти две-три недели. Власть не очень удобными и правильными шагами достала каждого. Огромное количество обездоленных людей, тех же гастарбайтеров, которые уже начали создавать банды, и теми же рабочими, обычными людьми, кто сейчас теряет свой малый бизнес и тех, кто и до коронавируса был беден. И тут важно, то может вспыхнуть на большом количестве территорий, и тогда власти не смогут с этим справиться.
Александр Хуруджи, Партия РОСТа: Впервые на это обращают внимание, особо обратили внимание СМИ. Люди,которые писали в чатиках — это владельцы автомобилей, немного ближе к среднему классу. Когда таких митингов будет много, найдутся новые возможности. Изменилась стоимость входа. Организация митинга обычно — это затраты. Я уверен, что их организовывают, очень похоже на то. Но виртуальность изменяет стоимость проведения. Первый тест попробовали, если власть не найдет инструменты, а допустит ошибку, то митинги будут использовать и далее как инструмент раздражения власти. Мы сейчас в периоде активности в новой форме, и она будет развиваться. Выступать тут будут не только привычные оппозиционеры и партии, но и просто люди с проактивной жизненной позицией — это возможность участвовать в политике людей, которые ей ранее не интересовались.
Алена Август, политконсультант: У меня вопросы к политюристам. Как у нас реагируют обычно власти на митинги? Параллельный митинг либо блок и излишне жесткая реакция. Как только прошли онлайн-митинги, сразу появились комментарии типа «За вами тоже могут прийти, Вас уже просчитали» и прочее. Особенно если помнить, что за фейки сейчас получают реальные штрафы и сроки.
Гарегин Митин, политюрист: 280 и 280-прим статьи УК никто не отменял, Если обнаружат состав, то его могут применить. У нас уже сажали за репосты, за публикацию листовок. Был бы состав правонарушения, привлекут, почему бы и нет. А есть ли состав? Лозунг «Против» не образует состава — это как обсуждение на кухнях. Понятно, что центр «Э» и другие структуры будут пытаться выявить организаторов и зачинщиков и пытаться воздействовать на них внеправовыми методами, но может быть и вариант, что законодатель придумает новый состав. Но это возможно только, если техническая база даст эту фактическую возможность. Телеграм так и не смогли закрыть, верно? Технически не смогли. Так что часть историй в Интернете остаются вне правового поля.
Татьяна Романова: Если юридически все правильно и нет основания, как было, когда люди хотели массово выйти на улицу по поводу принятия ЧС, и их могли бы оштрафовать. Здесь ситуация похожая — если люди в Интернете оставляют след, даже лайк — в Москве на 100 %, в регионах все больше, любого можно найти. Можно найти и что-то сделать, причем не обязательно за то, за что искали, но найти, к чему придраться. Причем показательно и жестко. В Москве везде стоят камеры и отслеживание лиц работает четко. Сегодня ЛДПР пыталась провести первый разрешенный онлайн-митинг. В Москве это сделать не удалось — несмотря на официальное письмо Яндексу с просьбой разрешить им митинг, комментарии чистили моментально. В трех регионах произошли подобные митинги, и никто комментарии не чистил. Мне скидывали скриншоты регионы, особенно отличился Хабаровск.
Алена Август: Куда пропал боевой задор ЛДПР? А в отношении комментариев — когда прошли серия первых онлайн-митингов, в регионах, в Ростове-на-Дону, в Перми тоже комментарии «жили» очень долго. Потому что это в Москве чистят быстро — что ж тут под стенами Кремля пишут? А регионы своей жизнью живут.
Александр Хуруджи: Не просто чистили долго, но и читали-писали активно, и многие СМИ потом отписались, и я вижу, что люди очень воодушевлены этой историей.
Татьяна Романова: Мы развлекаться этим можем бесконечно долго. И люди будут этим развлекаться. Тем более что времени у всех стало больше. Мы можем бесконечно митинговать в онлайне, но с реальным протестом, который протест деятельный — обычный грабеж, например — никак не пересекается с онлайном. Но это будет развиваться. Онлайн это игра, а в оффлайне мы живем.
Федор Щепетов: Поздравление хоть какая-то не негативная активность. Никто ведь не занимается позитивными онлайн-активностями. Везде запредельная концентрация негатива, нет ощущения, что кто-то занимается отработкой этой истории.
Сергей Старовойтов: Занимаются, но.. как умеют. Потому сейчас Яндекс и чистит комментарии, потому Яндекс отказал ЛДПР — они не хотят стать площадкой политической и оппозиционной активности, это угроза бизнесу. Важно, выльются ли эти протесты в революцию или бунты? Инструменты могут быть разными, важен результат. На повестке скоро встанет вопрос, как в новой реальности заработать денег на жизнь, когда карантин закончится.
Алена Август: Кто-то вернется к своей жизни и забудет этот эпизод, когда неожиданно ввязался в политику, а кто-то найдет себя в этом новый смысл, обнаружив, что его признали, обнаружив новые возможности.
Федор Щепетов: Люди приобретают новые потребительские привычки. Читают то, что раньше не читали, тот же Яндекс-район.
Георгий Федоров: Я думаю, сначала осмысленного политического протеста не будет. Протест начнется с социальных требований, уже потом — политические, если кто-то всерьез подключится. Социальная повестка сплачивает людей. Появятся неофиты, у которых нет опыта, равнодушных к власти не осталось, как в конце перестройки. Сейчас после коронавируса и после всех ошибок власти, возможна трансформация в новую реальность. Если выпадет какая-то фигура, консолидирующая, может, из региона, которая сделает ставку на протест и будет поддержана элитами, тогда будут серьезные политические последствия. Почему и так раздражают власть неконтролируемые приходы губернаторов во власть, которые могу привести к двоевластию. Главное — мы приходим к серьезному социальному протесту.
Андрей Манойло, политолог: Очень интересны все мнения и оценки. На мой взгляд, онлайн-митинги дело серьезное. Это индикатор напряжений, которые в обществе уже есть и ищут свой выход. Пока там, где проще. Улицы перекрыты, а интернет еще нет. Когда говорят, что это игрушки и не имеет отношения к жизни — я не соглашусь. Как вы организуете поход на шашлыки? В онлайн-пространстве — мессенджеры, верно? Здесь именно так. Это своего рода командно-штабные игры, как это называется у суровых военных. Отрабатываются координация, способы связи, субординация, экстренные сборы. И если у нас в оппозиции российской нет пока четкой системы экстренного сбора, то у гастарбайтеров уже есть кнопочка экстренного сбора и собираются моментально и без разговоров. В ходе этого повышения слаженности идет дальнейшая политизация, это же тренировка, как летчики на тренажере. Это не только клапан для выпуска пара, не надо успокаивать себя как наши чиновники. И еще — долгое время мы не замечали, что вокруг нас множество выходцев из разных республик Средней Азии, сейчас все эти люди безработные. По России их посчитанных только миллионов 8-10. Они жестко выстроены в диаспоры с жестким подчинением. Малая их часть уехала к себе, большая осталась здесь. Дать им в руки оружие, и это вооруженная серьезная сила. А у нас нет спецподразделений по разгону массовых беспорядков. И вместо планирования сейчас определенных действий на этот случай, ничего не делается. Вот проблема. Так что надо думать, что делать после отмены карантина. Сначала будет эйфория, а потом выяснится, что работы нет и денег нет, а кредиты есть. И люди начнут задавать вопросы. Онлайн-митинги и есть первый признак того, что будет потом.
Федор Щепетов: Эта армия мигрантов, кстати, работает по патенту. Так ниже нагрузка на ФОТ, чем если брать местных. Они также дают нагрузку на социальную инфраструктуру, которая формируется из наших налогов. И люди по выходу из карантинной комы, не будет замещения выбывших мигрантов коренным населением. Мы столкнемся с тем, что граждане России будут менее защищены, чем мигранты. Ни на кассу, ни на стройку местного не возьмут — и дороже, и проблем больше. Наше общество сильно полевеет.
Алена Август: Мы тут недавно в фейсбуке вспоминали славные 90-е, и думали, кто чем мог бы заниматься — обсуждали с довольно обеспеченными людьми. Бодрились, но.. я среди москвичей своего дома провела опрос на предмет желания заменить дворника нашего, желающих не нашлось.
Анатолий Баташев, экоактивист: В стране мощнейшая пандемия. Мы не можем делать прогнозы в этой сложной игре. Люди умирают. Онлайн-митинги происходят постоянно, примерно как тот же эфир Навального. По 3-4 тысячи гневных комментариев в минуту. Сейчас все призывают максимально ужесточить карантин. Будут умирать и знаковые персоны, и возникнет потребность в переформатировании политической реальности. Неделю назад умер Иван Николаевич Жуков, с которым мы оппонировали друг другу на прошлых выборах в Мособлдуму. Он ни разу не был в округе за все это время, несмотря на все уважением к нему как человеку. Начнут умирать директора предприятий, топ-менеджеры, будет непросто. И мое мнение — нужно позволить людям коммуницировать, отвести душу. Надо максимально вооружить людей смартфонами, чтобы все могли ими пользоваться. И это задача государства. Деньги, которые выделялись на цифру, либо разворовывались, либо расходовались неэффективно. Надо вычистить коррупцию из цифры, позволить людям активно коммуницировать и излагать гражданскую позицию. Предстоит менять кадры, их должно менять государство — все возрастные депутаты, руководители должны понимать, что надо уходить на самоизоляцию, а не в могилу. Задача максимально помочь людям остаться дома, и главный риск, когда врачи говорят, что у них чего-то не хватает. Вот что может привести к серьезным бунтам и снести систему.
Алена Август: Очень многое зависит от качества коммуникаций. И тут можно повторить «а мы вам говорили». Потому что рвется сейчас там, где тонко, где плохо были выстроены эти коммуникации изначально, и в кризисе эта слабость проявилась. А отсюда и возмущение, и недовольство. Сейчас доверие не купить — то доверие, которое можно было сформировать в «мирные годы», говоря военной риторикой.
Алиса Шабаева, политтехнолог: Согласна по поводу коммуникаций. У меня есть два больших кавказских чата в вотсапе, и там по 7-10 тысяч человек. Перед событиями во Владикавказе была активная пересылка мнений Чальдиева в этих группах. Он был известен давно как человек, за которым были серьезные общественные действия. И практически в каждом регионе есть подобного рода общественники, которые могут стать катализаторами политической активности. Откуда могут браться такие люди? Это разные источники. Если какая-то финансовая группа или сила посчитает нужным сейчас создать и раскрутить такого лидера, воспользовавшись ситуацией, это вполне возможно. Это может ограничиться небольшими региональными лидерами, а другой вариант — они могут развиться в больших политиков, почувствовав поддержку. Здесь бы власти вопрос выращивания лидеров взять под свой контроль, как было, например, в 2000-е годы, когда лидеров небольших групп «подращивали», готовили. Сейчас это пропало. На места лидеров из народа пришли «внуки канцлеров». И хорошо, что они вместе с волонтерами выгуливают сейчас собачек у бабушек, но для народа они не станут лидерами. Если же выращивать лидеров, ими же и можно будет постепенно замещать те пустоты, что могут возникнуть у нас в политике вследствие эпидемии.
Георгий Федоров: На низовом уровне власти научились бороться с такими лидерами, как например, в Москве. Вопрос по мигрантам — я там не вижу возможности массового протеста, будут грабежи, шантажи, не более. Власти уже поздно что-либо делать, она в патовой ситуации, так как люди уже проснулись. Раньше политика касалась единиц, сейчас политика коснулась всех и каждого — карантин, цифровые пропуска, отсутствие возможности выжить в карантине. Сейчас улица и уличные лидеры будут свое значение повышать, но даже спор людей на улице и митинг не даст результатов, а вот определенные структуры, если решать серьезно сыграть против кого-то, то они обеспечат протест деньгами и технологами, и протест разовьется и соберется в одну стаю. Но будут идти процессы и наверху. Пока нет такой политической силы, которая может сделать действие, но идет политическое брожение, и ситуация не устраивает никого. Где эта точки сборки? Скоро все начнется.
Алена Август: По поводу перемен, я знакомилась с результатами разных опросов, но желание перемен, боюсь, уравновесится серьезно желанием просто вернуть то, что было. Понятно, что все не вернуть, но людям эмоционально хочется вернуться к понятному положению вещей, сложно жить в тревожной неизвестности. Невозможно что-то планировать, не известен срок карантина, непонятно, где искать работу или как спасать бизнес, и вот этот ужас неопределенности и есть ужас без конца. Нет точек отсчета. И на мой взгляд, принятию многих решений, их взвешенной оценке, сильно мешает то, что у нас стоит вопрос преемника, выборы в Госдуму. Любое решение принимается с мыслью, кому это политически будет выгодно, и это нельзя сбрасывать со счетов.
Антон Садкин, политконсультант: Я смотрю по разного рода решениям, которые у нас происходят. Мы, на мой взгляд, имеем сейчас власть, которая ждет, что проблема ершится сама собой. Люди прошли стадии от отрицания до принятия, а власть все еще в депрессии или в режиме торга. Даже про перенос голосования про конституции, многие считали, что это надо делать быстрее, чтобы не было отвлечения ресурсов. Власть приняла это решение максимально поздно. То же самое по Дню Победы. По дню голосования. Мы имеем власть, которая живет с отставанием от реальности. Власть и на местах, и наверху — живет в режиме, что либо все рассосется, либо как-то само произойдет. Когда мы с коллегами обсуждаем выборы 13 сентября, и говорим, что возможен коллапс. Ведь нет в законах, что могут конференции собраться онлайн, когда не прописан режим сбора подписей, это поставит под угрозу выдвижение списков. И желание, чтобы как-то само все решилось, это огромная проблема. И наша задача — доводить ситуацию с земли.
Виталий Сергеев: У нас дела не московские, у меня провинция. Протестная активность растет давно, уже практически меньшее количество соблюдает карантин. Есть напряжение к тем, кто вернулся из Москвы. По чатам видно, что народ начинает кучковаться. Люди сейчас получили время подумать и теперь понимают, что жить, как жили раньше, просто нельзя. Все хотят видеть другую власть, но каждый видит это по-своему. Нарастает понимание среди предпринимателей, что если многие не хотели идти во власть, то теперь просто придется. Границы закрываются, и проблемы надо решать здесь. Люди выпали из размеренного хода жизни и стали думать. Что будет новое, это дальнейший предмет осмысления и мы можем увидеть интересные выборы и политические события.
Федор Щепетов: Как будет — зависит во многом от горизонтальных связей. И если на Кавказе таких связей много, то у нас люди прекрасно могут познакомиться в онлайне и эти связи образовать. Люди выйдут из карантина и начнут осмыслять нерадостную реальность и покупательную способность своей зарплаты. Одна ситуация, когда это произойдет в сентябре, в другое дело — если это будет в декабре, перед Новым годом, и это будут два совершенно разных настроения.
Алена Август: Поддержу. Пока главное для всех — выжить, люди даже не особо осознали изменения курсов и цен. А когда они уже смогут это долго оценивать, и надо будет жить дальше, плюс безработица и конкуренция, то эйфория пропадет мигом и люди снова начнут задумываться, что делать.
Роза Абдулина: У нас проблема в том, что люди массово не верят в опасность коронавируса больше, чем обычного ОРВИ. И их больше волнует свой кошелек. Они готовы выйти на работу, они не готовы сидеть дома и голодать.
Виталий Сергеев: А у многих работа осталась в Москве, Санкт-Петербурге и на Северах. В некоторых поселениях половина мужского населения работала на выезде. Что мужику делать? Все будут гнать и пить. И выхода не видно. Кушать хочется, работы нет.
Татьяна Романова: В городе Елец населением 100 тысяч человек, моего родного города — теперь в полтора раза больше людей, так как вернулись все вахтовики. И в первую же неделю алкогольный магазин грабанули. Нечего людям делать.
Алена Август: В Германии проще поступил человек — пролез в ресторанчик и жил там, пока все не выпил.
Татьяна Романова: Вот похоже. Регион разросся мощнейше. И вернулись кошмарить деревни и села те люди, которые уезжали зарабатывать.
Виталий Сергеев: Такое уже было в истории. Мужики вернулись с первой мировой, и не без оружия. Очень похоже.
Алена Август: Спасибо всем огромное, будем заканчивать.