Коронавирусная пандемия загнала нас на диваны и… в интернет. Сейчас на сайтах и в соцсетях — даже те, кто никогда не бывал там ранее. Но никакой коронавирус политику не отменяет, и именно сейчас политике и политикам необходимо идти в интернет. Об этом и о многом другом поговорили на zoom-конференции.
Алена Август, политконсультант
Все сейчас пошли в интернет, и есть несколько позиций. Что политика умерла, так как ей не хватает площадей и улиц, партиям невозможно работать. Кто-то говорит, что мы же говорили, что интернет — наше всё, что происходит? А выясняется, что просто пойти в интернет и включить камеру – этого недостаточно. И ещё много нужно работать над собой, в том числе и политикам, и тем, кто мечтает стать политиками. Поэтому сегодня хочется обсудить, что же изменила в нашей жизни пандемия и всеобщий уход в интернет, причем даже тех, кто там раньше не был. Что такое сейчас интернет, и как мы там будем жить со своей политикой.
Евгений Минченко, политолог
Я в чат сбросил ссылку, по которой можно скачать книгу Евгении Стуловой «Четыре всадника апокалипсиса».
Думаю, что книжка в какой-то степени пророческая, потому что всё это нас сейчас ждёт в полный рост. Впереди нас ждёт несколько очень важных моментов. Первое – произошла сейчас реабилитация китайского опыта. Если помните, лет 10 назад говорили – о, Китай так круто развивается. Пару-тройку лет назад началось – Китай это колосс на глиняных ногах, ничего они не смогли, у них завал, китайская модель не работает, Трамп им даёт прикурить.
Сейчас, если верить китайцам, после того, как они достаточно быстро ликвидировали последствия вируса в Ухане, происходит реабилитация китайского опыта. Поэтому я думаю, что нам очень серьёзно имеет смысл задуматься о том, что мы получим вот эту вот систему социального капитала, к этому всё идёт. С неравенством прав. То есть хорошо себя вёл, не нарушал режим самоизоляции, не выходил на адовое кольцо, как Алексей Куртов говорит – молодец, можешь купить билет на самолёт, возможно даже бизнес-класс или скоростной поезд. Плохо себя вёл – извини, но уже на самолёте ты не полетишь, а поедешь на поезде, скорее всего не на скоростном. Совсем плохо себя вёл – вообще никуда не поедешь и так далее.
Одна из серий сериала «Чёрное зеркало», где девушка за пару дней стремительно теряет весь свой социальный капитал, мне кажется вполне пророческой историей. По большому счёту, нам сейчас надо этот сериал пересматривать, и многое оттуда нас ждёт.
Самое интересное, как теперь моделировать образ современного политика, вот эту самую «новую искренность». Всвоё время я учился у многих серьёзных людей, у Ситникова, у присутствующего здесь Алексея Куртова, и вроде бы история с тренингом политиков не нова, но сейчас она переходит в какое-то совершенно новое качество. Потому что если политика можно не показывать людям (гипотетически же может возникнуть ситуация, что политик вообще с людьми не общается, вот как сейчас происходит на выборах президента США и кстати именно из-за этого очень сильно просел Берни Сандерс, это большой подарок дедушке Байдену, который всё время путался куда он баллотируется вообще – в президенты или в сенаторы, не мог разобраться, с какой стороны у него стоит его жена, с какой сестра, то есть он путает, постоянно заговаривается, не помнит, что у него было с Тарой Рид. Но дедушку можно уже не выводить на народ, а пускать только в отрежиссированном виде – и это, конечно, ему плюс). То есть по большому счёту, конечно, вот эта интернетизация помогает более слабым кандидатам, потому что снижает возможности для коммуникаций у кандидатов-харизматиков, которые могут действительно зажигать толпы – и более того, в ситуации толпы они выглядят наиболее выигрышно, как это происходит собственно с Дональдом Джоном Трампом. Когда я видел, как люди по 8-10 часов стоят покорно в очереди, ожидая, пока их пропустят на митинг Трампа, а перед этим каждый заплатил минимум 40 долларов за право послушать политика (кстати, не представляю, какого политика у нас в России народ пойдёт послушать за деньги, а там реально ходят) и у него, кстати, наверняка этой возможности теперь из-за вируса не будет. Зато появляются возможности для более глубокого использования технологий, которые могут имитировать новую искренность. Например, те же самые дипфейк – есть проблемы у дедушки Байдена с выступлениями, прекрасно – возьмите специалиста, который может его изображать, немного коррекции видео и пожалуйста – горячий зажигательный кандидат в президенты.
Принципиально другие возможности для использования так называемых нейросетей. То, что сейчас и уже используется на выборах, но, как правило, не для коммуникации с избирателями, сколько для того, чтобы, например, бесить оппонентов – но тем не менее нейросети в условиях, когда нет возможности проконтролировать, это живой человек или нет – у нас будут достаточно серьёзными игроками. И кто лучше обучит нейросеть, тот и будет иметь преимущество. Принципиально, видимо, изменятся технологии проведения социологических исследований – если мы все исходим из того, что вся эта история надолго. Горячо любимому мною ВЦИОМу придется думать, как проводить фокус-группы. Наши американские коллеги во весь рост «шарашат» так называемые онлайн – фокусгруппы, когда люди не собираются в одном помещении, они собираются онлайн и примерно в таком же режиме, как мы с вами. взаимодействуют. Но это понятно, что это другой уровень коммуникации, другой уровень групповой динамики. Одно дело, когда ты видишь человека фейс-ту-фейс, другое дело – когда ты его видишь через прицелы камеры, это разные вещи.
Я думаю, что. с одной стороны, вырастет роль всевозможных технологических ухищрений, а с другой стороны, вырастет роль людей, которые смогут моделировать эти вот новые технологические фишки, придумывать те же самые скрипты для нейросетей, придумывать может быть какие-то новые технологии моделирования выступления политиков, тем более с очень жесткими временными ограничениями. Коммуникация станет ещё короче (она и так сокращалась всё это время), она станет еще короче, потому что если человека привести в какое-то помещение – он там какое-то время и побудет, он зашёл – ему уже психологически сложно выйти. А если ты подключился через камеру – ты просто взял и вышел в какой-то момент. Принципиально новые и более манипулятивные, более эмоциональные, более лобовые короткие технологии коммуникации, ну и, видимо, дальнейшая деградация и деинтелектуализация вообще политической деятельности.
Константин Комков, политконсультант
Первый момент, если мы говорим социальный капитал — создавать партиям. Я думаю, что вот эти базы большие с пониманием социального капитала будут востребованы сейчас партиями, которые будут ориентироваться на это. То есть мы говорим не в рамках провинции с точки зрения географии. На мой взгляд, сейчас это будет востребовано это на уровне партий. Условно говоря, участвовал в субботнике, оказывали помощь при коронавирусе и прочее – вот такой социальный паспорт в рамках политических партий.
Второй момент – вот такие несколько тезисов накидал, которые мне кажутся сейчас актуальными с точки зрения новых форматов, тем более учитывая, что у нас сейчас параллельно де факто идёт три кампании, одна разгорается по муниципалке, вторая госдумовская, а третья – всё-равно есть проект, который связан с общероссийским голосованием.
Нужны новые исследовательские моменты, которые бы могли работать оперативно и в региональной специфике, учитывая, что и открывают всё хуже и хуже, и социально одобряемых ответов всё больше и больше. Поэтому здесь какие-то местные оперативные форматы нужны, над ними нужно, соответственно, тоже работать.
Третий момент. Мы сейчас замечаем очень жесткое электоральное расслоение – подходом во время ведения кампаний, которое есть между городским избирателем условно и сельским населением. Это касается и нормативов нагрузки на сеть, и подходов – и может быть, связанно и с количеством распространения и прочим.
Ещё один момент, который, мне кажется, востребован цехом, и я бы к нему вернулся при помощи юристов в рамках 67 ФЗ. Нам нужно, на мой взгляд, исключить из подкупа любое информационное издание. Имеется в виду, что если мы сейчас издаём телефонный справочник, то по факту он попадает под подкуп избирателей (частично). Поэтому здесь вот эти моменты, связанные с информационными моментами, и признание, что информационные материалы не могут в полном объёме рассматриваться как подкуп (за исключением может быть книг и литературных произведений).
Нам, может быть, цеху скоординироваться – какие-то удобные программы, приложения (сейчас, я так понимаю, Единая Россия будет в этом цикле использовать некоторые новые приложения в рамках и общественного наблюдения, и работы сети), но востребованность именно таких технологических разработок – она есть. Может быть или какому-нибудь институту цеха (РАПКу, например) было бы интересно провести какой-то такой хакатон либо выступить заказчиком на разработку приложения, что потом по франшизе или как-то ещё могло быть востребовано для цеха.
Что касается по группам – я думаю, интерес технологов, особенно, мы видим сейчас всё больше и больше привязка технологов уже к конкретным территориям идёт, поэтому, мне кажется, что потом не создавать какие-то экстренные моменты – необходимо заранее создание каких-то своих сеток на территориях (имею в виду, в социальных сетях, в пабликах). Мессенджеры может быть и удобны (эффективность надо смотреть, вот на этой кампании, но надо будет смотреть на округах хотя бы по 200-300 тысяч избирателей), но эффективность спорна. Но то, что разработка пабликов в соцсетях и формирование таких сеток – это востребовано, особенно, на региональном уровне – мне кажется, такой вопрос есть.
Следующий вопрос по фондам. Упорядочивание финансирования местных кампаний, потому что есть очень большое финансовое неравенство между регионами, когда в одном регионе фонд прописан и составляет 5 миллионов, а где-то фонд составляет 50 миллионов. На федеральном уровне, мне кажется, надо привязываться к количеству избирателей и в региональные законы, которые касаются Заксов, такие вещи пробить.
Алексей Куртов, президент РАПК
Спасибо большое за возможность сказать, коллеги. Я начал смотреть, что происходило 100 лет назад с агитацией и с проведением выборов, с точки зрения моей, как психолога и политконсультанта. Две книжки вспомнил, одна из них 1911-го года «О всеобщей подаче голосов» какого-то французского автора и вторая книга «Всеобщая подача голосов» автора Дынькина от 1917-го года. Вы знаете, ничего не изменилось. Удивительно, что все цели и задачи, которые обсуждают там, мы точно так же их сейчас обсуждаем. Структура личности меняется гораздо медленнее, нежели технологические изменения, которые мы сейчас видим. За двадцать лет мы перешли от телефонов с кнопками до компьютеров на ладони, на самом деле мы остались теми же самыми людьми и, судя по всему, и за 100 лет ничего не изменится. При переходе на новую цифровую платформу агитации, для разговоров с людьми, для привлечения на свою сторону, для того, чтобы рассказать о себе, нужно и использовать новую технологию, но цели и задачи все те же. Я даже написал, что нужно: актуальность при обращении, полезность, ясность изложения, изложение перспективы, определение промежуточных целей и конечных целей, конечный результат, выгодоприобретение для людей и сама личность. Это было 100 лет назад и сейчас те же самые задачи. Мы облегчаем себе жизнь, говоря, что с помощью цифровых платформ и больших цифр мы сможем получать новые обобщенные знания, мне кажется, это ошибка. Самое главное, что переходя на цифровые платформы, особенно при изучении мнения, мы скоро начнем сталкиваться с тем же самым, с чем сталкивались при опросах в живую. Социальное молчание одобрение, ответы, которые сильно искажают пол, только опытные исследователи могут компенсировать математическими моделями и получать достоверный результат. Примерно то же самое будет сейчас и с работой в цифровом поле, будет большое искажение и начнется искусство, как на искаженном поле, особенно в сложной политической накаленной обстановке получать те результаты, которые будут давать нам возможность планировать и корректировать. Итог моего короткого спича о том, что мы все те же люди, у нас все те же ценности, мы все то же любим и все то же ненавидим, работаем, как и раньше, используя новые технологии. Действительно, у нас есть возможность, вот таких конференций. По личным причинам я отсутствовал в информационном поле, сейчас планируем ситуацию по созданию экспертного пула по разным вопросам под эгидой права. Думаю, эта работа будет интересной и будем приглашать всех.
Алена Август, политконсультант
Раз уж в тему зашло, то РАСО сейчас проводит zoom-завтраки, буквально в понедельник мы обсуждали, как коммуницуруют в этой сложной ситуации, нервной для всей страны, представители власти, и тоже собирались, в том числе Юлия Грязнова, Стас Наумов, подготовить рекомендации, пусть нас очень часто не слышат, но мы как профессионалы считаем себя обязанными эти рекомендации дать.
Тимофей Шевяков, Партия прямой демократии
То, о чем было сказано по поводу онлайн-платформы, формирования некого социального профиля за счёт приложения и так далее — это то, чем занимаемся сейчас мы, партия прямой демократии. Более того, я скину ссылку в чат всем, мы сегодня запустили платформу, кто был в свое время в ЖЖ, тот помнит сообщество «РУ Политикс», мы его реанимировали. Мы сделали новую дискуссионную площадку, там будут и опросы, и личные блоги, площадка рассчитана не только на внутрипартийную историю, она предназначена для всех желающих. То, что касается различных предложений для нашего сообщества политконсультантов и политтехнологов, мы готовы включаться. Возвращаясь к теме политике, ушедшей в онлайн, я вижу сейчас, что политики и профессиональное сообщество очень дергаются по поводу ЕДГ, есть идиотские инициативы перенести на следующий год, а это по сути отмена. Четкого понимания, что перенос ЕДГ на следующий год даст результат не позитивный, а негативный — к сожалению, нет, по крайней мере, у властей. Очевидно, что большая часть политических компаний будет переноситься в интернет. У нас встают две задачи тире проблемы. Первое — это вопрос сбора подписей онлайн, потому что госуслуги это инструмент неплохой, на госуслугах зарегистрирована большая часть жителей России, соответственно, аккаунт верифицирован, если человек отдает свою подпись за кандидата или за партию, снимается проблема опротестовывания подписей со стороны избиркомов. Насколько система готова? Мы сейчас слышим, что давайте половину подписей собирать в онлайн, половину вживую. Но давайте честно скажем, давайте уже все собирать онлайн и будем жить в 21-м веке, а не в 19-м. Понятно, что для властей, и региональных, и федеральных такая схема не очень удобна, потому что аккаунты верифицированы и зарубать неугодных кандидатов не получится чисто технически. Вторая составляющая — это то, что традиционная схема агитации, традиционные АПМ сейчас умерли целиком и полностью, потеряли всякий смысл, и понятно, что для целого ряда технологов, в первую очередь региональных, это очень серьезный удар по кошельку, мы прекрасно знаем, какие бюджеты осваивались на АПМ. Сейчас этого не получится сделать. Сейчас во главу угла встает именно прямое донесение до каждого конкретного избирателя своих идей своих концепций, своих планов, совсем прямая работа с избирателями. Насколько к этому готовы действующие партии, в частности парламентские, сейчас сказать очень сложно. Если ЕР более-менее в сети активна, то КПРФ, например, у них есть удачные выходы в сеть, к примеру, Московская городская дума — ребята работают эффективно, в текущей ситуации очень жестко выступают против законодательного произвола, вопросов нет, но большая часть коммунистов достаточно косны в этом плане. Про ЛДПР та же самая история — на поле такого ультрапопулизма сейчас вышел Прилепин, и именно в сети ЛДПР Прилепину со свистом проигрывает. Про Справедливую Россию вообще говорить не будем, про покойников либо хорошо, либо никак. В текущей ситуации в преддверии ЕДГ еще одна задача, которая стоит перед партиями, это четкие понятные выводы, которые следует сделать по итогам всего происходящего и принимаемых мер — не федеральных, а региональных. Потому что Владимир Владимирович, который проходит по псевдонимом Ново-Огарево, благополучно спустил все полномочия на регионы. Что творится в регионах, вы все видите. Ради интереса можете посмотреть. Мы запустили ресурс, на котором собираем всякую законодательную самодеятельность регионов, которая идет вразрез с федеральными законами, и готовим обращение в генпрокуратуру на эту тему. И подытоживая свое выступление, скажу, что вопрос о компании 20-го и 21-го годов и посткризисного, я надеюсь, ЕДГ 20-го годов и думского ЕДГ 21-го — в том, насколько оперативно партии смогут перепрофилироваться и задействовать онлайн, потому что оффлайн уже не работает.
Алена Август, политконсультант
Интересная тема, особенно интересно было услышать про партии, сегодня тоже это обсуждали. Не засчитана попытка парламентских партий представить онлайн, в том виде, в котором оно существует сейчас. Все участники обсуждения говорили о том, что вновь явленных партий — и правдинцы, и Партия Прямой демократии, и «Новые люди» — у них как раз есть шанс, если они смогут найти себя в этом пространстве. Остальные партии пока плавно падают на хвост социальным и волонтерским движениям, что-то раздавая, чем-то помогая, особо не выделяясь в этом пространстве. Вернемся к тому, что говорил Куртов Алексей , и я подтвержу. Люди очень четко запоминают эмоциональной памятью — тот, кто сейчас помогает, у того будет доверие, тот, кто сейчас облажается, потом не оправдается никогда. Мы сейчас над пропастью, мы не понимаем, куда идем — у большинства людей восприятие именно такое. Что бы нам не говорили, что 70 % позитивно восприняли карантин. Не замечаю такого. Сейчас тот момент, когда модно выиграть что-либо политически, либо поставить на себе крест.
Валерий Федоров, ВЦИОМ
Общезначимые такие вещи. Очень быстро все меняется, благо, у нас уже как три года ежедневный репрезентативный опрос общенациональный есть, ВЦИОМ-Спутник называется, поэтому мы и рейтинги меряем каждый день, и короновирус, и конституцию, и очень быстро все меняется, 3 дня все может расти, потом падать, потом опять всплеск. Я думаю, это связано с тем, что до сих пор у людей не сложилось устойчивого понимания, насколько пандемия действительно опасна. Сначала всех напугали, посидели одну неделю, поиграли в самоизоляцию, вроде никто не умер, поперлись на шашлыки, тут власть снова стала всех пугать, устрашать, ужесточать, такие волны у нас идут. Выбор между страхом физической смерти, с одной стороны, и страхом выжить от короновируса, а потом умереть с голоду. Естественно, мы не знаем, когда это все закончится. Очевидно, чем ближе к победе над вирусом, тем больше будут актуализироваться именно экономические потребности, тем больше страх будет уступать место другим чувствам, думаю, не слишком позитивным. Безработица, высокие цены, нулевой рост или даже отрицательный. Вот это все, скорее всего, будет проблемным фоном предвыборной компании, если ее, конечно, не перенесут. Да даже если перенесут. Пока мы по рейтингам не заметили признаков роста популярности любой из оппозиционных сил и снижения авторитета президента, но понятно, что это такое — объединение вокруг вождя, страна единый военный лагерь, но скоро это закончится по естественным причинам, и каждый останется наедине со своими проблемами. Очевидно, что та стратегия борьбы с экономическим кризисом, которая сейчас реализуется, она пока не предусматривает разбрасывания денег с вертолёта в стиле Трампа. Это точечные меры в адрес крупных компаний и банков а не конкретных людей. А значит, эти самые конкретные люди и вынесут на себе основную тяжесть экономического кризиса, как у нас обычно и бывает. Общий политико-психологический фон компании будет угнетенный, из этого и надо строить стратегии. Спасибо Минченко Евгению за книгу, я ее прочитал заранее, спасибо за указание, что фокус-группы надо проводить в онлайн, мы уже три года так делаем, мы просто лидер в России по фокус-группам на социально-политические темы. Уже где–то примерно две недели вживую проводить опросы невозможно. Квартирные опросы сдохли, к счастью до последнего времени они у нас 10 % от всех исследований занимали, все остальные телефонные и интернет. Главные проблемы почувствовали ФСО, у них, как мы знаем, главный метод исследования это уличные опросы.
Исследования нормально происходят, фокус-группы онлайн тоже проходят, немного иначе осуществляются, но информации дают не меньше. Что касается групповой динамики. Есть разные подходы к проведению фокус-групп, одна из школ вообще считает, что вообще групповая динамика это худшее, что может быть на фокус-группах, рассматривая фокус-группу как коллективное фокусированное интервью.
По нам, кстати, как отрасли кризис ударил еще и тем что мы должны были 1 апреля начать 10 юбилейную Грушинскую конференцию и приняли тяжелое решение перевести ее в онлайн. Сейчас мы постепенно подбираемся еще к одному тяжелому решению, мы хотели в мае провести индустриальный форсайт, в форме форсайт-флота, уже решили, что это будет озеро Ильмень, зафрахтовали кораблик, назвали все это Социофлот. Сейчас, скорее всего, решим его тоже не проводить, но потом обязательно проведем. После завершения острой фазы пандемии те, кто выжил, встретятся и будут визионировать и искать рецепты спасения. Пока нет никаких революций и признаков нет. Пока еще терминальная угроза, пока еще мнение, что короновирус не так страшен, как экономический кризис, не овладело массами, но чем ближе мы будем к победе над ним, тем меньше мы его будем бояться, тем больше будут актуальными становиться темы экономического спасения. Тут все зависит от эффективности антикризисных мер, я лично пессимист в этом плане и не жду что они будут сильно оптимистичными, оценки всемирного банка свежие -5,5 процента ВВП в этом году, при том, что в мире в среднем -3, мы провалимся глубже, чем мир в целом, и восстанавливаться будем больше. Обычный сценарий прохождения кризиса в России, в виду нашего политико-экономического устройства, нас долбает сильнее обычно. Поэтому не революция, а такие протестные настроения, поиск альтернативных путей выхода из ситуации — это, безусловно, обострится, но не сейчас, а несколько позже, когда все, наконец, выйдем на улицу. Во всех смыслах.
Алексей Куртов, РАПК
У нас сегодня была с утра еще одна конференция, Марат Баширов говорил интересные вещи на эту тему и сказал из своего опыта работы в Луганске, что люди боятся опасности смертельной обычно 2-3 недели, потом невозможно — люди начинают возвращаться либо необходимым занятиям, либо к сопротивлению тому, что происходит снаружи. Все может начаться гораздо раньше, сопротивление психологическое, чем мы это себе представляем.
Валерий Федоров, ВЦИОМ
Всяко может быть. Разумеется, у меня нет волшебного шара, в который я могу посмотреть и сказать, как оно будет. Наш опыт наблюдения за многочисленными кризисами показывает, что идти и протестовать, требовать чего-то у власти россияне последние 20 лет считают наименее эффективной стратегией выхода из кризиса. Наиболее эффективной они считают само спасение. Как будет в этот раз, увидим.
Олег Бондаренко, политолог
Я выступлю в несвойственной для себя роли пессимиста. Я совершенно не считаю, что мы получим невероятный всплеск интернет-политики вследствие этой пандемии. С одной стороны, известно во все века, любой кризис рождал новые возможности. Так появилась куча всего интересного, чем мы сегодня пользуемся — от радио до мобильного интернета. Какие технологические возможности родит этот кризис, мы пока сказать не можем. Но можем как-то спрогнозировать, исходя из того, что весь процесс производства прогрессирует по пути сужения специализации. И наверно, мы получим следствием этого, что меньше людей будет приходить на работу пешком каждый день, потому что многим работодателям понравится удаленный режим работы, когда не надо тратиться на офис и можно сдельным образом платить зарплату сотрудникам. И следствием этого станет профессионализация сетей. Например, Линкединов появится очень много и они будут сегментизированы — для ресторанов, политической сферы, театра, например. Сейчас все ведущие театры, например, показали 10-кратный взлет своей интернет-аудитории, но это не фантастические цифры. Смотрели 200 человек, теперь 2000. Но важный момент — театр это все-таки развлечение, а политика для большинства населения не проходит по разряду развлечений. И поскольку и так очень много бывает вопросов к легитимности электоральных кампаний, если же все перевести в онлайн, то легитимность выборы потеряют полностью, по крайней мере, на данном этапе. У нас нет той политической культуры, как во Франции, в Германии, где можно спокойно все голосование перевести в онлайн, и население особо не пикнет, все спокойно будут голосовать и верить результатам. Это не вопрос технологического совершенства, это вопрос политической культуры, которая формируется десятилетиями.
Я так скажу — от партий не хватает оффлайн-работы. Где эти волонтеры, которые ходят по бабушкам и дедушкам одиноким с продуктовыми корзинками. В бедной несчастной Сербии депутаты поделили между собой свои округа и сами пешочком ходят, носят пенсионерам продуктовые наборы. У нас такого нет — я не знаю ни одного политика, который записался бы в волонтеры. А всем известно, что АП активно занимается продвижением идеи волонтерства довольно давно. Опять получается какое-то нехорошее сегментирование — волонтерство для простых людей, а где элита? Элита должна своим примером первая показывать, что такое волонтерство. А мы не видим элит, депутатов, сенаторов, и партий нет. Единая Россия сказала недавно про НЭП Путина, но где эти партии оффлайн? Партийная деятельность — это не только митинги и собрания, это дела. Они нужны — пенсионерам, матерям с детьми, с детьми-инвалидами, малому и среднему бизнесу. Да у нас количество бомжей увеличилось, им сейчас нечего есть, мусора от ресторанов нет. Количество бездомных растет, и ими никто не занимается. Партий и политиков здесь нет, каждый сам за себя — эта концепция оказалась всеобъемлющей. И переносится на международную повестку. Евросоюз уже месяц живет в режиме «каждый сам за себя», друг у друга воруют реально маски, медпрепараты. Александр Рар недавно написал, что, возможно, будет новая Ялта, и мы увидим новый вариант Ялтинского посткоронавирусного мира, но в этом мире уже не будет Евросоюза в том виде, в котором мы его видим сейчас. И вообще — все только начинается. В геополической и геоэкономической перспективе все только начинается. Мы даже спрогнозировать не можем, каким будем мир к осени. Поэтому как никогда важна оффлайн работа в политике. Обострились внутриполитические конфликты в России, выяснение отношений между собянинской группировкой и другими — эта игра бульдогов под ковром — идет в открытую. И когда настанет плато, я не исключаю, что вскроются все региональные конфликты, типа Нагорного Карабаха, Донецка, Приднестровья, Северного Кипра, на Балканах, все возможно. Ничего хорошего не скажу вам.
Алена Август, политконсультант
Удивительно, как быстро слетел налет цивилизации и тогда вопрос, насколько он был тонок, этот цивилизационный слой, когда мы уже видим конфликты и грабежи. Вопросы?
Олег Бондаренко, политолог
Тимофей Шевяков пишет мне, что это популизм. Это не популизм, это пример для народа, если мой сосед-депутат несет еду бездомным, мне завтра будет стыдно так не сделать. Быть популистом нормально.
Тимофей Шевяков, Партия прямой демократии
Я не говорю, что популизм это плохо. Мы сами нормальные европопулисты. Но это тонкий лед и тонкая материя — это может сработать по-разному. Мы тоже помогаем, но не озвучиваем именно по этим причинам. Я вот сейчас корреспондент местной газеты «Омутнинские новости» в Кировской области, не удивляйтесь. У него возникла ситуация краха и невыплаты зарплат. Я сейчас просто сам все оплатил, есть такая возможность. Проблема в том, что ты не сможешь помогать бесконечно долго и помогать всем. На Кипре турки и греки сейчас друг другу как раз помогают. Но к перечню проблемных регионов я бы добавил Чечню, которая показала нам сейчас в полный рост региональный сепаратизм, с закрытием границ, самодурством, битьем палками и всеми делами. Я лично исключительно за то, чтобы закрытие границ Чечни после снятия всех карантинов и мер, оно бы осталось. Прошу прощения за такой комментарий, но.. это хороший вариант.
Евгений Иванов, политтехнолог, идеолог политических проектов
Сейчас нахожусь в Оренбурге на кампании, и я бы хотел предложить переходить ближе к практически вопросам проведения кампаний в период коронавируса. С точки зрения эффективности кампаний, мне кажется, ничего не изменилось. Оффлайн начал умирать несколько лет назад, как и ОДД. Люди просто не особо умеют ничего другого делать. Мне сейчас не хватает только одного — уличных опросов. Все остальное уже перешло в онлайн. И кто это осознал, уже работает. Мэрия Москвы в 2014-м году эту работу начала и успешно ее продолжает. Татарстан хорошо работает. Часть нашей команды там отрулила эту историю на выборах Главы Республики. Многие политики продолжают не понимать, что делать в интернете и соцсетях. Уже нет мнения, зачем нам интернет? Все понимают, что сто-то надо делать, но что — большой вопрос. По поводу, какая тема может превалировать в нашем общении с избирателями. Я думал, что тема волонтерства стала банальщиной за прошедший месяц. Первое, что мы сделали в Оренбурге с кандидатом — запустили волонтерский штаб помощи при коронавирусе. Все остальные темы ушли. Здесь и партийное начальство запинало депутатов горсовета и законодательного собрания региона, чтобы они создавали волонтерские штабы и участвовали, все, что только можно — продуктовые пайки и помощь врачам, транспорт для врачей, все пошло в дело.
Небольшая статистика. 650 тысяч населения в Оренбурге, мы запустили ролик, что открылся волонтерский штаб, потом ОНФ объявило, что у них есть штаб, появился городской штаб. Знаете сколько обращений? Обращений в день приходит примерно два. То, что говорите, волонтеров не видно. Если вы представляете себе, что толпы волонтеров вы увидите на улице — это не так. Большинство людей звонят и просят о помощи в крайнем случае. Люди, у которых есть силы, в состоянии дойти до ближайшего магазина, это не запрещено. К нам обращались малоподвижные, преклонного возраста, многодетная мать, например, у которой муж работает вахтовым методом. Но даже с такого крупного города звонков не много. Не знаю, что делают федеральные политики, у нас небольшая муниципальная кампания в горсовет. И отклики получаем очень позитивные, в соцсетях тоже. Ни одного негативного комментария не было. Но как только в этой теме появляется упоминание партии, сразу часть людей начинают негативить и говорят «Вы пиаритесь». С этим надо быть осторожным. Кто работает эффективнее? Тормозят партии все. Исполнительная власть и Единая Россия привыкли работать в оффлайне — строить дороги, ремонтировать объекты, заваливать деньгами. Мне кажется, работа КПРФ гораздо заметнее в интернете, и других оппозиционных партий, им стало работать гораздо легче. КПРФ давно сидит в интернете, и им там просто власть мочить. Прошлый год я практически год прожил в Череповце. КПРФ прислала туда команду СММщиков. Они мочили всех и до такой степени довели руководство города и областную власть, что они боялись чихнуть. Пример — власть дарит автотранспорт по программе губернатора «Наш автобус», надо забрендировать. Мэр напугана настолько, что боялась писать и говорить, что это за автобусы. А все потому, что люди от власти в интернете научились только мониторить. И видят они везде негатив. Пришлось их там всех переубеждать. Но в ответ на работу КПРФ в соцсетях власть заваливала территорию деньгами. Расходы несопоставимы.
Голосование, скорее всего, перейдет в онлайн, но если это сделать сейчас, то быстро появятся биржи для скупки голосов. Уже есть «Активный гражданин» — чем не биржа? Соверши действие — получи что-то от власти. То же самое на Госуслугах. По поводу деинтеллектуализации работы в соцсетях — несогласен. Этого быть не может, особо у нас уровень интеллекта населения не снижается. Разве был высокий интеллектуализм в работе с АПМ и наружкой. А тут наоборот, надо думать, что до каких категорий населения донести, как реагировать на комментарии. Удалить, ответить вежливо, нагрубить и строить атаку? Тут и надо включать интеллект. Работа в соцсетях требует интеллектуального подхода. У нас округ 20 тысяч избирателей, их невозможно оттаргетировать через оффлайновые инструменты. Но переход в онлайн ударит по региональным технологам. Ну, напечатали мы тираж, не вижу особых затрат на листовки, ну на разноску денег потратим. А попробуйте построить систему таргетированной работы на маленьком округе, чтобы доносить до разных категорий месседжи, это же очень дорого. Чем выше уровень выборов, чем крупнее округа, тем легче работать в онлайне. Потому что там не надо таргетировать на узкую аудиторию, вычленять маленькие сообщества. Работать на целый город легче, чем по городскому округу.
Тимофей Шевяков, Партия прямой демократии
По поводу АПМ основная ошибка заключается в том, что текст и остальное мы пишем, смотря на нее своими глазами, а не глазами избирателя. Приезжает человек из Москвы и пишет то, что нравится заказчику, но вызывает отторжение избирателя. По поводу покупки голосов в онлайне. Пока есть голоса, их, видимо, можно покупать. На самом деле, покупка голосов онлайн сложнее и дает меньше возможностей «освоить» деньги.
Федор Щепетов, digital-технолог
Пандемия повлияет экономически на кампанию, стоимость оффлайг-контакта будет расти. Живой агитатор становится менее эффективным, появляется социальная дистанция. Бумажные АПМ с меньшей вероятностью Люди сейчас приобретают новые привычки, которые будут оставаться в течение пары лет, как минимум. Значительно меньще будут брать газет, листовок. Возможно, затраты на газеты будут теми же, но стоимость контакта будет расти. Общаться с агитатором на дистанции — очень странно. Интернет из поддерживающего мероприятия станет основным. Бенефициарами станут те, кто может производить правильный контент с правильными смыслами, высадиться на тематику коронавируса в том числе, пройдет немного времени и, возможно, уже основной тематикой будет преодоление кризиса. Нужно производить некий креативный контент, который будет интересен людям и распространять его так, чтобы людям было интересно. Бенефициарами будут те, кто высадится на новые медиа, начнет пользоваться яндекс-районом, делать это активно. Те, кто будет делать посевы креативного контента в сообществах с территориальной привязкой. Сейчас люди приобретают привычку черпать информацию из интернет-источников. Кто сможет этим воспользоваться — окажется в дамках.
Сейчас есть несколько активностей, которые могут любого кандидата вытащить в информационный топ даже федерального уровня — все, что касается коронавируса, тематики поддержки врачей, историй с раздачей средств защиты, в том числе малообеспеченным слоям населения. Кто сейчас сможет установить контакт с избирателем, сможет сохранить его очень долгое время. И за счет сформировавшейся привычки сможет распространять свои АПМ через новые медиа. Сегодня мы в переломном моменте, интернет в том числе за счет появления интернет-голосования становится основным мероприятием.
В чат мы выложим презентацию с подробным описанием мероприятий, которые можно делать в онлайне, которые мы предлагаем.
Алена Август, политконсультант
Поддержу мнение, что изменится структура наших коммуникаций. Страхи закрепляются надолго, мы все воспитываем в себе новые привычки — не выходить из дома долгое время. Даже элементарное желание обняться натыкается на запрет — вот тебе новая привычка. Люди пошли в интернет, но важно понимать, раз туда идут все, важно выделяться качеством контента, люди учатся выбирать лучшее.
Татьяна Романова, digital-технолог
Мы последнее время очень четко разводим оффлайн и онлайн. На кампании у нас есть поле и есть лес, дремучий лес «этих ваших интернетов». И это постоянное столкновение, непонимание и отсутствие взаимопроникновения приводит к вопросу, сколько вы нам своими лайками привели избирателей на участок. Это правда, лайки в голоса не конвертируются. Почему мы продолжаем это разделять, для меня парадокс. Что могло бы нам помочь раз и навсегда поставить точку в этом вопросе. Гипотетически это использование так называемой бигдаты. Это алгоритмы, которые знают про нас все — от того, какое мы порно смотрим, до того, как часто мы в «Пятерочку» заходим затариться. Алгоритмы сейчас могут предсказать, что из товаров будет предлагаться ребенку, который не родился, потому что они считывают в инстаграме фотографии будущей матери и делают на их основе свои выводы. Наверно, если бы мы жили в каком-то ином мире, это бы нам могло помочь, потому что это действительно гигантский объем данных. Но уже давно использование таких данных и в нашей стране, и в мире не только незаконно, но еще и невозможно. Потому что те, кто занимается алгоритмами, а таких контор в мире пять-шесть максимум, и лет 15-20 назад все они отказались от идеи выгружать конкретные данные конкретных людей и кому-то их передавать, им просто это неинтересно. По простой причине — они рассматривают заказы от 5-60 миллионов и это не рубли. На округе из 20 тысяч человек если кто-то и решит озолотить подобным заказом эти конторы, это, по-моему, самоубийство. Проще выйти, раздать людям деньги, и они бы пошли и проголосовали. И все же на многих кампаниях, на которых я работала, я видела, что тенденция соединения, она все-таки идет. И на выборах в Мосгордуму 2019 года у меня была возможность попробовать возможность первичного объединения оффлайна и онлайна. Это проявлялось в простых вещах — я сама приходила на встречи кандидата во дворах, учреждениях, делала видеозаписи, видеоролики, люди подходили и просили рассказать, где это будет выложено, далее этот контакт конвертировался в подписчиков групп кандидатов и эти же люди активнее комментировали, и в результате поддерживали кандидата. Будем реалистами — как бы ни говорили, что ОДД это прошлый век, но ближайшие лет десять никто не откажется ни от ОДД, ни от газет, ни от фокус-групп, как это делали на грудининских округах в декабре — социология с использованием цифровых планшетов, а это эффект погружения для человека. Что делать? Интегрировать те навыки и функции, которые несет в себе интернет, в головы тех, кто топчет поле и работает там. Я это вижу так, что этот бездонный пункт в смете для заказчика, который называется СММ канет в бездну и его заменит понятный адекватный термин “digital-отдел”. Котррый генерирует смысл не те, который может сгенерировать любой идеолог и технолог, потоптав землю, а на основе интернет-дискурса, когда специалисты долгое время изучат то, чем живут люди на этой территории — онлайн. Узнать о них мы можем, только изучив интернет и скреативив вещи для интернет-аудитории. Второе — продакшен. Он всем нужен, но никто не выносит его отдельной строкой. А по факту и СММ, и создание роликов или дизайнерских мемов — это и есть продакшен. И главное — люди, которые будут обучать агитаторов становиться блогерами. Не просто ходить и заниматься ОДД, не просто стучать в двери, а знакомиться с людьми и в интернете «добивать», как это называется в коммерческом секторе. То есть когда мы агитируем на округе и топчем землю, мы знакомимся с потенциальными сторонниками. Найти его в интернете, начать с ним общение в интернете, особенно в условиях сложной коммуникации оффлайн в данный момент. Не закидывать его таргетированно агитками, а человеческими словами наладить общение, перекинуться на его окружение, сформировать вокруг себя аудиторию и стать для них ЛОМом, вот вам и 90 процентов открывания дверей. Вы «открываете» их не физически, вы реально общаетесь с реальными избирателями. Суть не в том, что для бигдаты нужны большие ресурсы и спецы, а в том, чтобы мы зашивали сюда другие смыслы немножко. Чтобы у нас кампания была полностью взаимопронизана онлайном оффлайном. Кто в этот тренд войдет и будет с ним работать, тот и будет делать выборы будущего.
Олег Молчанов, политюрист
Все эти проблемы ни о чем — вы говорите о ситуации, когда можно видеть этих людей первоначально в оффлайне. А есть сельские округа в Эстонии, где порядка 70 процентов голосующих пришли через интернет. Оффлайн в день голосования участки есть, но это мелочь для бабушек. А как найти эти 70 процентов, я когда приехал, сразу спросил, почему голоса в интернете это национальные партии. А потому, что как их ищут — вычленяют в сети людей, которые хоть что-то когда-то написали по эстонски. Конечно, пишут это эстонцы. После того, как их нашли, работа технологическая. Но самое сложное, чем люди занимаются годами — они этих людей ищут и смотрят, в каких группах они бывают чаще всего. Молодая мама может быть в группе мам немецкой, французской, где она живет. Агитировать на эстонском ее одну в этой группе нерационально. Собирают людей по интересам, и это тоже многомесячное занятие, потом эти группы уже обрабатывали.
Алла Шеляпина, журналист
Личное общение для русского человека будет еще долго актуальным. Интернет при всем его многообразии, личную встречу не заменит. И я согласна с Татьяной Романовой, что нужно в одном штабе интегрировать как интернет-отдел, так и оффлайн. Чтобы конвертировать лайки в голоса, эти люди должны лично увидеть вашего кандидата. Еще год назад мы говорили, что новые тенденции последних лет — сильно капсулируется местное сообщество, и формируется необходимость знания о соседях, но и какие ценности человек разделяет. Это сильно проявилось в теме реновации, когда местные сообщества очень взволновались, что приедут после реновации люди, не отвечающие привычному образу и ритму общения людей, которые давно живут в этом пространстве. Это сейчас очень сильно влияет на работу в поле. Личное знакомство кандидата в любой форме никуда не денется и долго еще будет влиять на технологии.
Алена Август, политконсультант
Мне казалось, мы уже пришли к пониманию, что оффлайн и онлайн могут прекрасно сосуществовать, это разные способы доступа, и один не исключает другой. Для меня в этой истории важно, что люди не отдают себе отчет, что в онлайне качество контента должно быть еще выше. Если люди позволяют себе жевать слова в оффлайне, им еще простят, а в онлайне их просто выключат. Бизнес уже начал об этом думать и начал приспосабливаться и обучать своих амбассадоров, а с политиками пока не очень в этом плане.
Алиса Шмандурова, политтехнолог
Сейчас активно обсуждается тема онлайн-слушаний. Я вижу, что люди не воспринимают это вообще. То, что переходит в сферу онлайн, автоматически считается нелегитимным. Как с этим быть?
Тимофей Шевяков, Партия прямой демократии
Районные группы это как родительские чаты в вотсапе. Собрание людей не особо интеллектуальных и не особо адекватных. То, что касается обсуждений и общественных слушаний — зашкаливающий градус неадеквата и совершенно неразумный подход и непонимание ситуации в целом. Вопрос в выстраивании нормальной разъяснительной работы. Онлайн уже никуда не денется. Понятно, что это дело не одного дня и не одного месяца. Правильно выстраивать коммуникации. У людей сейчас большое отторжение к той информации, которая идет из официальных источников в интернете. Вторая и основная проблема, она есть и оффлайне — доверие к власти, которого нет сейчас и не будет еще больше с каждым днем.
Олег Молчанов, политюрист
Тут две части. Первое, что никто под твоей учеткой не проголосует. И во многих странах это решили. У каждого индивидуальный картридер, который работает с твоим электронным паспортом. А второе — доверие к тем системным администраторам, кто будет считать эти голоса. А это уже отношения общества и государства.
Алена Август, политконсультант
То недоверие к онлайн-слушаниям — это история недоверия к московской власти вообще. Если ты не веришь в жизни, то ты не веришь этому и в онлайн.
Федор Щепетов, digital-технолог
Знаете, в группе Чертаново 80 тысяч человек, это самое популярное районное СМИ, по сути. К вопросу адекватности районных групп. Онлайн-слушания для бесконфликтных объектов — это экономия сил для всех. Но если говорить о конфликтной стройке — так не получится. Есть кейс — городская группа в Байконуре, пользовалась популярностью и служила одним из основных СМИ. Многое зависит от репутации нового медиа. Но сообщества в соцсетях пользуются большим доверием, чем традиционные СМИ.
Если мы говорим о кампании, то говорим и про чатики. И это не отличается от работы агентов влияния в соцсетях. Имено поэтому агитаторы должны так же идти в сеть и отвечать в чатах, будучи в контексте, и те люди, в которых можно распознать своего соседа.