Уходящая неделя запомнилась прежде всего громкими заявлениями. Речь идет о статье Вячеслава Володина, в которой спикер Госдумы предложил усовершенствовать Конституцию нашей страны. Вышла из тени тема нацпроектов: открылись ранее неизвестные подробности контроля реализации приоритетных задач. Не обошлось и без скандалов – о «деле сотрудников ФСБ» появилась новая информация, которая, кажется, может навредить репутации силовой структуры. Главные темы этой недели «ФедералПресс» обсудил с ведущими политологами России.
«Живая» Конституция Володина
В среду «Парламентская газета» выпустила статью спикера Госдумы Вячеслава Володина под заголовком «Живая Конституция развития». В ней Володин рассуждает, что было бы неплохо «дополнительно рассмотреть вопрос участия Государственной думы в формировании Правительства Российской Федерации». Сейчас эта ответственность ложится на плечи председателя кабинета министров. Президент принимает решение только по его представлению, но «без возможности опереться на альтернативную позицию или мнение по кандидатурам».
О предложениях по корректировке основного закона страны мы слышим не первый год подряд. В 2018 в «Российской газете» опубликовал свою статью председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин. Он тогда тоже говорил о «недостатках» и необходимости «точечных изменений» основного закона государства. Чем отличаются эти два подхода? И какие смыслы можно обнаружить в новых предложениях Вячеслава Володина?
 |
Комментирует политолог Дмитрий Фетисов:
«Я бы все-таки не говорил про какую-то разницу. И Зорькин, и Володин обращают внимание на то, что основные положения Конституции должны оставаться незыблемыми. Речь идет именно про термин «живая Конституция», про сам ход времени. Даже Володин в своей статье в «Парламентской газете» говорит, что понятие того же уровня жизни 25 лет назад и сейчас – это совершенно разные понятия. Поэтому все разговоры о переходе к парламентской республике, которые так или иначе в последнее время ведутся, – это больше все-таки откровенный «хайп».
Сейчас, увидев позицию Володина, который подробно все объяснил, изложил, мы можем говорить о том, что может поменяться роль государственных институтов. Одно из предложений Володина как раз и касалось того, что Государственная дума должна иметь больше полномочий при формировании кабинета министров. В принципе, уже условно сама практика подтверждает эффективность этого предложения. Вспомините работу шестого созыва: дума не обладала все-таки определенной субъектностью и, по сути, не была даже самостоятельным институтом, а принимала те законопроекты, которые спускало правительство. В седьмом созыве мы видим совершенно иную картину. Это идет на пользу, возрастает качество прорабатываемых законопроектов, при том, что в целом видно, что у думы сейчас с правительством вполне рабочий диалог, и обе стороны с уважением относятся друг к другу. Несмотря на критику отдельных министров (как это было с отчетом Орешкина), эти предложения имеют право жить, имеют право обсуждаться, и, в принципе, их можно считать предложениями, которые могут оказаться полезны как институтам власти, так и обществу. Реализация подобных предложений все-таки увеличит ответственность депутатов перед своими избирателями. Учитывая официальный комментарий Кремля, такие предложения будут рассматриваться».
 |
Комментирует политолог Александр Пожалов:
«Речь [в статье] идет не столько про расширение полномочий, сколько о детализированных механизмах форм участия Государственной думы в обсуждении нового правительства и контроле за работой отдельных министерств. Если мы посмотрим позиции парламентских фракций, то и у «Единой России», и у оппозиционных партий нет претензий и возражений против работы силовых министерств, против министерств президентского блока. Основные дискуссии ведутся по работе министерств социального и социально-экономического блоков.
Когда мы говорим о расширении полномочий, предполагается, что это[будет сделано] за счет каких-то институтов власти. Предполагаемая конструкция не затрагивает самостоятельность президента. Она никак не ущемляет полномочия главы правительства. Она расширяет возможности депутатов, парламента и общества, которое представлено в парламенте через депутатов и политические партии, расширяет их возможности влиять на кадровую политику на уровне министров и вице-премьеров».
Кто присматривает за нацпроектами?
О необходимости контроля за нацпроектами мы слышим достаточно часто. Волна обсуждений поднимается каждый месяц. Например, в апреле Счетная палата выступила с предложением создать для этих целей специальный центр, в мае – Владимир Путин высказался за усиление контроля закупок для нацпроектов, в июне – Медведев сказал, что нам нужен раздельный учет расходов по госконтрактам, реализуемым в рамках нацпроектов.
Итак, на дворе июль. И снова на повестке дня – контроль за нацпроектами. У РБК вышли два материала с «инсайдами» от правительственных чиновников. Из статей становится ясно, что какая-то система мониторинга у нас есть – следить за реализацией задач члены кабинета министров могут через «электронный бюджет», который, правда, работает с техническими сбоями. Есть еще некая отдельная система, которая была создана для вице-премьера Татьяны Голиковой. Есть ли в этом политические смыслы? И должны ли простые граждане нашей страны знать о ходе реализации нацпроектов?
 |
Комментирует политтехнолог Марат Баширов:
«Политические смыслы вряд ли можно увидеть. Все же Голикова работает в исполнительном органе власти, если только не считать исполнение нацпроектов политической задачей. Почему Голикова усиливает [контроль]? Потому что они продвинулись в части реализации нацпроектов гораздо дальше, чем остальные ведомства (я имею ввиду в первую очередь Минздрав). Контроль только через финансовые показатели не дает полного отражения степени реализации проектов уже на местах, поэтому она и создает мониторинговую группу, которая будет контролировать не только через затраты, она будет контролировать через фактические итерации реализации: привезли – не привезли, поставили – не поставили, обучили – не обучили персонал, есть договор на обслуживание или нет. Она [Голикова] опережает всех остальных. Пионер.
Вряд ли эта инициатива не согласована с Дмитрием Медведевым. Она наверняка с ним согласована. И это такой пилот. Потом по результатам анализа они [правительство] посмотрят – можно ли или нужно ли распространять этот опыт на другие нацпроекты».
 |
Комментирует политический консультант Алена Август:
«Я бы вообще сделала какую-то понятную систему отслеживания и контроля в онлайн-режиме. Дело в том, что это сложно превратить во что-то «удобопонятное». То, что происходит с нацпроектами, нужно переводить на понятный язык. Люди должны за ними следить. О них нужно как можно больше рассказывать. Мы недавно с коллегами из нашего цеха это обсуждали. Предлагаем в том числе Администрации президента и Правительству свои решения, потому что мы умеем это делать, и мы считаем это необходимо не только с точки зрения того, что люди будут контролировать, а с точки зрения того, что, когда людям будут об этом рассказывать, когда они будут это видеть, они начнут в этом участвовать.
На низовом уровне такие проекты работают – это называется государственно-частное партнерство, инициативное бюджетирование, когда, допустим, вы со своими соседями решите, что вам во дворе нужна воркаут-площадка. Вы с ними вместе выходите на управу, префектуру, говорите, что у вас есть проект, что вы готовы вложить столько денег, а власти – столько-то. Вы будете это беречь, у вас будет к этому отношение собственника.
Точно так же нацпроекты нуждаются в заинтересованном отношении населения, потому что иначе, сколько бы ни строили чего-то нужного, хорошего, если люди в этом не будут участвовать в качестве соратников, это не принесет им никакого счастья, удовлетворения. И мы здесь с вами в инициативном бюджетировании участвуем, – и вы, и я, – потому что мы платим налоги, это наши деньги. И раздражает людей большей частью то, что они понимают, что платят, но куда идет все – не понимают. Если нацпроекты сработают еще на эту историю, когда я понимаю, куда идут мои деньги, вижу, как они тратятся, если мне не нравится, я подаю сигнал, со мной общаются, мне рассказывают, от меня не скрывают, значит, я в этом участвую, тогда, возможно, мы получим этот эффект: «вставай страна огромная». У нас сейчас общий враг – разгильдяйство.
Это же хорошая история. Нацпроекты могут принести не только экономический эффект, они помогут стать для страны новой идеей. К сожалению, пока этого не случилось. Мы как политические консультанты, как социальные инженеры это видим, тревожимся, обсуждаем. Надеемся, хоть какие-то наши предложения будут приняты».
ФСБ под стражей
В конце этой недели стали известны очередные подробности из «дела сотрудников ФСБ». Пятеро из семи задержанных признали свою вину в разбое. Согласно версии следствия, оперативники украли у бизнесмена Александра Юмаранова 136,5 млн рублей, когда тот пришел их обменять в банк «Металлург» в Москве.
За последнее время одна из самых закрытых силовых структур России поросла скандалами. Например, уже несколько месяцев подряд идет разбирательство по «делу полковника ФСБ Кирилла Черкалина». Трем полковникам Федеральной службы безопасности вменяется в вину эпизод по взятке на сумму в 850 тысяч долларов. О чем свидетельствуют громкие задержания и аресты? Кто портит имидж «силовиков»?
 |
Комментирует директор Центра политологических исследований Финансового университета Павел Салин:
«В СМИ это пытаются позиционировать как борьба с коррупцией. На самом деле же речь идет об аппаратных разборках с участием антикоррупционных инструментов. Когда берут какого-то коррупционера-госслужащего, не возникает вопрос относительно того, что ему что-то подбросили, выдумали и все прочее. Есть доказательная база, но возникает вопрос: почему в отношении этого игрока и почему именно сейчас? Кто дал ход этому делу? Кто интересант и бенефициар? Абсолютно та же схема приложима к последним арестам в силовых структурах, в том числе и к ФСБ.
Дело в том, что у российской политической системы есть формальный каркас, где президент, правительство, парламент, силовые структуры, и они формально взаимодействуют между собой по одной схеме. А в реальности у российской политической системы схема совсем другая. Она делится на различные аппаратные группы, которые связаны между собой неформальными связями, и эти связи строятся совсем по другим принципам, чем прописано в Конституции и законодательстве.
У каждой крупной элитной группы есть силовое крыло. Есть партнеры, в том числе и в ФСБ. Как правило, эти элитные группы имеют неформальные фонды, и на страже этих фондов стоят силовики. Именно поэтому у многих арестованных в последнее время силовиков находили колоссальные суммы – миллиарды, десятки миллиардов рублей. Это же не их деньги. Это деньги этих элитных групп, к силовому крылу которых они принадлежат, но и, понятно дело, они стояли на страже на выдаче, потому что кому доверить работу с «кэшем», как не силовику, у которого гораздо меньшая степень вероятности, что деньги уведут.+
Все аресты, в том числе и в ФСБ, – это просто одни элитные группы, которые имеют такую же клиентелу в ФСБ и действуют ее руками. Они сейчас теснят позиции других элитных групп. Сейчас под ударом системные либералы. И сейчас «банкиры» из ФСБ, скорее всего, входили в силовое крыло системных либералов».
http://fedpress.ru/article/2272406